.jpg) В драматическом театре им. А. С. Пушкина состоялась очередная премьера — спектакль по одноименной пьесе Ивана Вырыпаева «Танец Дели» в постановке челябинского режиссера Олега Хапова. .jpg) .jpg) .jpg) .jpg) .jpg) .jpg) |
Style Жизни ЖИЗНЬ ДОЛЬШЕ ТЕАТРА ОЛЕГ АЛЕКСАНДРОВИЧ, КАК ВЫ ДЛЯ СЕБЯ ОПРЕДЕЛЯЕТЕ РЕМЕСЛО РЕЖИССЕРА? Это очень просто. Есть два определения. Для людей, которые вне профессии, я говорю, что режиссер — это человек, который умеет рассказывать истории, исходя из пьесы, романа, даже из анекдота. С точки зрения профессии, тоже существует довольно короткое определение: ремесло режиссера заключается в распределении объектов внимания во времени и пространстве. Вот и все, чем занимается режиссер (смеется). ВЫ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ОТРАБОТАЛИ НА МЕТАЛЛУРГИЧЕСКОМ ЗАВОДЕ. НО ГДЕ — ЛИСТОПРОКАТНОЕ ПРОИЗВОДСТВО, А ГДЕ, ПРОСТИТЕ, РЕЖИССУРА. КАК ВАС УГОРАЗДИЛО СТОЛЬ КАРДИНАЛЬНО ПОМЕНЯТЬ СФЕРУ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ? Я еще когда учился в Челябинском политехническом институте, на спектакли часто ходил, у нас профком хорошо работал (смеется), а мне было интересно. Я смотрел, смотрел, и в какой-то момент понял, что хочется рассказывать истории по-своему. Процесс был совершенно естественный, без напряга и нажима. Хотя родителям где-то полгода не осмеливался сказать, что ушел с завода и теперь занимаюсь театром. Потому что это был 1989-й год, время талонов. Я ушел от денег практически в никуда. ВЫ ЧУВСТВОВАЛИ В СЕБЕ СИЛЫ, ЗНАЛИ, ЧТО ПОЛУЧИТСЯ? Нет. У меня было огромное желание этим заниматься. Не стелил соломку, дескать, не получится, вернусь на прежнюю работу. Это был шаг в одну сторону. На самом деле, я всегда был таким «голубым щенком». Не могу сказать, что жизнь меня «тряхнула» как-то основательно, хотя разные ситуации были, конечно, и я знаю, что такое грязь и боль. У меня очень благополучная рабочая семья: папа был шофером, мама торговала, потом маляром трудилась. Я учился в хорошей школе, у меня были просто золотые учителя, причем, с первого по десятый классы. Помню, как учитель литературы сказала нам, что нет ничего прекраснее юного обнаженного тела. И это в советские-то годы (смеется), 1981-й год был на дворе, и мы с классом только вернулись из экскурсионной поездки в Челябинскую картинную галерею. Признаюсь: у меня никогда не было пиетета перед профессией. Посредством режиссуры мне хотелось разговаривать с другими. И с этой точки зрения, я не могу сказать, что идеальный зритель — я сам. Потому что я всегда для кого-то рассказываю историю. Я для себя ее сформулировал, прожил, понял, чем она меня задевает и трогает. И хочу этим поделиться с другими Без этого перетекания энергии люди не могут, это естественный процесс. Психологи называют это открытым общением, а именно театр дает нам такое общение. ВЫ ЗАДУМЫВАЛИСЬ НАД ВОПРОСОМ, МУЧИТЕЛЬНЫМ ДЛЯ ЛЮБОГО ТВОРЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА: ЧЕГО ТЫ ДОБИЛСЯ САМ, А ЧТО С ТОБОЙ ПРОСТО СЛУЧИЛОСЬ? ВЫ МОЖЕТЕ ПРОВЕСТИ ГРАНИЦУ МЕЖДУ СВОИМИ ЗАСЛУГАМИ И УДАЧНЫМ СТЕЧЕНИЕМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ? Нет, не могу, но человек вообще должен принимать то стечение обстоятельств, которое есть. Как говорят восточные мудрецы: нет плохой ситуации, любая ситуация обладает информацией, которую нужно использовать. Или как заметил Ницше: «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». На самом деле, мир вокруг нас настолько разнообразен. Я всегда говорю: «Жизнь дольше театра». В этом смысле общаться с людьми, с миром, гораздо интереснее, нежели быть самодостаточной личностью в своем маленьком ашраме. ВАШ СПЕКТАКЛЬ «ТАНЕЦ ДЕЛИ» ПОСТАВЛЕН ПО ПЬЕСЕ ОЧЕНЬ ПОПУЛЯРНОГО СОВРЕМЕННОГО АВТОРА ИВАНА ВЫРЫПАЕВА. ОН — ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ ПРАВИЛ. НО НЕ КАЖЕТСЯ ЛИ ВАМ, ЧТО НЫНЕШНИЕ ДРАМАТУРГИ, КАК ПРАВИЛО, ПРИГЛАШАЮТ ЗРИТЕЛЕЙ ВМЕСТЕ С СОБОЙ ИЛИ «В ПСИХУШКУ» ИЛИ «НА КЛАДБИЩЕ». КРОМЕ ЭТИХ ПОЛЯРНОСТЕЙ, ЧТО ЛИЧНО ВЫ НАХОДИТЕ В НОВОЙ ДРАМАТУРГИИ? ВЕДЬ НЕ СЕКРЕТ, ЧТО У МНОГИХ, В ТОМ ЧИСЛЕ И У АКТЕРОВ, СУЩЕСТВУЕТ НЕПРИЯТИЕ НОВОЙ ДРАМЫ, ЛЮДИ СОСКУЧИЛИСЬ ПО СТАРОЙ, ДОБРОЙ КЛАССИКЕ. Это разные вопросы, отвечу по порядку. Сначала про актеров. Бытует такое заблуждение, будто современная драматургия не дает полноценного художественного образа персонажа. Дескать, играй себя, и все будет нормально. А в классике — надо делать роль по системе Станиславского, это другие духовные запросы и полеты. И профессиональная работа иного уровня, как высшая математика. Но мы же не будем ставить «Дядю Ваню» про начало двадцатого века, мы же будем делать его сегодняшнего. Его и играют сегодняшние люди, живущие сегодня, наполненные сегодняшней энергией и эмоциями. И неправильно думать, будто современная драматургия не дает возможности для полноценной работы над ролью. Что касается моего мнения, то я считаю: надо просто честно относиться к своей работе. Когда ты сам крутишься, когда по тебе «ток» бежит, то он и по актерам потечет. Например, одна из моих последних работ — спектакль по пьесе братьев Пресняковых «Пленные духи» — постмодернистский взгляд на взаимоотношения Александра Блока, Андрея Белого и Любови Менделеевой-Блок. Там очень странный был любовный треугольник. Уточню, что в среде поэтов и литераторов начала века, при всей эмоциональной открытости, в которой они жили, социальные устои, брак, семья, церковь значили очень много. И вот в этой пьесе есть настоящая история. И я с актерами попытался создать не литературных жупелов с плакатов и портретов, а полноценных живых людей с эмоциями, плотью, кровью, потом, стихами, верхом и низом. У всякого живого человека амплитуда движения души — огромная. От ада до рая, от низа до верха. И про «Танец Дели», кстати, можно сказать то же самое. С ним вообще история странная. Когда прочитал пьесу, понял, что «попадание» — стопроцентное. Вырыпаев — драматург иного порядка, все его последние пьесы для меня как откровение «от Иоанна». Современная драматургия чем характерна? Вот вы говорите: «кладбище» или «психушка». На самом деле есть два сюжета, которые обязательно заденут любого человека. Первый — любовь и взаимоотношение полов. Второй — смерть. Смерть неизбежна, хотя мы стараемся не думать об этом, ставим внутренние щиты. А вот любовь нынче показывается действительно через «психушку». И отношения с миром — перевернутые. Направленность жизни всегда сверяется с тем, что внутри, с тем, что снаружи. А я вижу, что снаружи что-то не то. И мой «компас» говорит, что мы сбились. И у меня ощущение, что у большинства людей «компас» говорит то же самое. ЧЕМ ЖЕ ВАС «ЗАЦЕПИЛА» ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ ИВАНОМ ВЫРЫПАЕВЫМ В ПЬЕСЕ «ТАНЕЦ ДЕЛИ»? В этой пьесе есть одна тема, которая с недавних пор меня волнует очень сильно. У Карлоса Кастанеды в книге «Учение Дона Хуана» существует такое понятие — «смерть, как советчик». Поначалу я был ошарашен столь парадоксальным сравнением: как смерть может быть советчиком в жизни? Но у Кастанеды объясняется, что смерть всегда рядом, и, если ты не знаешь, как поступить, то спроси у нее. Или, как говорят самураи: нужно поступать так, как будто ты уже умер. И в этом нет никакого негатива или пессимизма. В этом — реальность, причем, жесткая реальность. Мы все умрем. Но смерть помогает нам жить. И ощущение конечного дает на самом деле ощущение бесконечного. «Не с нас все началось, не с нас и закончится…». Ты не вечен, как, впрочем, и остальные. ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ СПЕКТАКЛЯ — ХОРЕОГРАФ И ТАНЦОВЩИЦА. ПОЧЕМУ ЖЕ В СПЕКТАКЛЕ НЕТ ТАНЦА, КАК ТАКОВОГО? Потому что спектакль о другом. Танец настолько индивидуален, и я не хотел его визуализировать, обличать. Всё — танец. В спектакле семь историй с одними и теми же участниками. В каждой истории — встреча со смертью. Кто-то из героев умирает. В каждой пьесе хотя бы с одним из героев происходит инсайд — просветление. Вырыпаев предлагает каждой истории свой антураж. Подчеркивая, что это совершенно разные пространства и времена. Общее одно — встреча со смертью. Если сложить заголовки всех семи пьес, получится: Каждое движение Внутри танца Ощущается тобой Спокойно и внимательно И внутри и снаружи И в начале и в конце Как один единственный танец. Это, кстати, описание спонтанного, импровизационного самочувствия в любом из проявлений, будь то музыка, тело, голос и прочие проявления человеческой сути, пытающейся быть равной миру. Дать возможность энергии свободно течь в себе, открываться в том или ином. Какой танец танцует каждый из нас? В переносном, конечно, смысле. Или мы обездвижены внутри, и все движения эмоций связаны с защитой своего мира, с отстаиванием своих заблуждений и противоречий? Полное отсутствие непосредственного (без искажения) восприятия мира. Потому как нет доверия этому миру. И, по большому счету, себе. Веры в себя. В пьесе Иван Вырыпаев явно дает понять, что это одна история взаимоотношений разных людей с «танцем», а источником танца является присоединение человека к полю всего человечества, к некоему общему для всех переживанию собственного ничтожества во Вселенной. И иллюзию силы пережить данную сильнейшую эмоцию может дать только некий акт соединения с другим человеком. Можно назвать это любовью, или ещё каким-то похожим словом. В любом случае, это акт открытого общения. Момент тотального присутствия в «здесь и сейчас». Максимального резонанса с миром. Когда «Я» и Мир соединяются. И они становятся равновелики без искажения. Мир без моих амбиций, желаний, взглядов и заблуждений. Мир как он есть….И смерть, ситуация встречи с чужой смертью, мне кажется идеально подходит для выхода и резонанса. Наши щиты ослабляются, мы становимся уязвимы. Мы выходим из привычного и совершаем открытия. Видимо, такое открытие сделала тогда в Дели главная героиня спектакля — Катя. Дальше встает вопрос, что делать с этой кладезью боли? Всегда есть выбор: плакать или смеяться. Боль и ощущение себя живым — неразрывные понятия. Выход за пределы своего эго, своего пространства жизни, где законы существования, выработанные предыдущей жизнью, незыблемы для каждого человека и диктуют главенство его личных интересов, системы мироотношения. Это мое пространство и я буду защищать его до конца. А еще эта история напомнила мне Стену Плача. Что-то большое. Великое. Перед чем человек мал и даже ничтожен. И спасет только любовь. Или воля жить. А остальное — «сопли в сахаре». А ЧТО ЭТО ЗА «КРУГ ДОВЕРИЯ» БЫЛ У ВАС С АКТЕРАМИ ВО ВРЕМЯ РЕПЕТИЦИЙ СПЕКТАКЛЯ? Мы делали тренинговые упражнения. Я называю это — «возвращением в тело». Зачастую мы только исполняем наши социальные задачи и забываем себя истинного. А настоящее в нас можно почувствовать только в состоянии покоя. Для этого нужно остановиться. Есть несколько методик, парой-тройкой я пользуюсь. Можете называть сие действо — «кругом доверия», по крайней мере, момент открытости в этом явно присутствует. Без этого умения в «Танце Дели» было не обойтись. КОРОТКО О ГЛАВНОМ: Олег Хапов родился 21 февраля 1964-го года в Кыштыме Челябинской области. По первому образованию — инженер-механик, окончил Челябинский политехнический институт, три года отработал на металлургическом заводе мастером-механиком в листопрокатном цехе. На протяжении десяти лет был руководителем Уральской лиги КВН и председателем правления областного КВН, занимался разработкой рекламных стратегий. Режиссерское образование получил в Челябинском государственном институте культуры (ныне Академия культуры и искусства). В 1998-м году там же окончил ассистентуру-стажировку по специальности «Театральное искусство» под руководством народного артиста РФ Наума Орлова. Преподавал в Челябинской государственной академии культуры и искусства. С 2001 по 2005 годы работал очередным, а затем главным режиссером Челябинского ТЮЗа. В настоящее время является штатным режиссером Челябинского Камерного театра. Поставил более тридцати спектаклей в театрах Челябинска, Магнитогорска, Озерска. Среди них: «Сезоны на солнце», «Маленький принц», «Старший сын», «Черный монах», «Записки сумасшедшего», «Записки влюбленного. Зачеркнуто. Сумасшедшего», «Очень простую историю» в Челябинском Театре юных зрителей. «Музыки и сигарет не хватит до весны», «Человек, который платит», «От любви ко мне», «Детектор лжи», «Пленные духи», «Все, что было не со мной...» в Челябинском Камерном театре. «Без правил» в Магнитогорском драматическом театре имени А.С. Пушкина. «Сиротливый запад» в Озерском театре «Наш дом». текст: Наталья Романюк фото: Игорь Пятинин |